#ЛКСМ_РФ #комсомол #вКОММУНИЗМЕсмыслЕСТЬ

Гений советской педагогики

Гений советской педагогики

13 марта — 130 лет со дня рождения классика отечественной и мировой педагогики Антона Семёновича Макаренко.

Антон Семёнович Макаренко — человек, чьё имя составляет славу великой советской цивилизации. Его вклад в советскую культуру и культуру мира сравним с вкладом Горького, Шолохова, Королёва, Эйзенштейна, Жукова, Шостаковича. В 1988 году по решению ЮНЕСКО весь просвещённый мир отмечал сто лет со дня его рождения. До середины 50-х годов минувшего века макаренковская педагогика высоко оценивалась в советском обществе, находила себе применение в школах и семейном воспитании. Но уже в конце пятидесятых, в особенности в шестидесятые годы, начиная с пресловутой «оттепели», о ней всё реже и реже вспоминают на педагогическом Олимпе — в Академии педагогических наук СССР. Ритуальная дань уважения имени Макаренко в его юбилейные годы, конечно же, отдавалась, но его педагогическое наследие на долгие годы было предано забвению. Почему это случилось и к каким печальным последствиям привело в воспитании подрастающего поколения в СССР — на данные вопросы попытаемся ответить в настоящем очерке.

История коммуны дзержинцев в самом сжатом виде

Но прежде хотя бы вкратце скажем о педагогическом наследии А.С. Макаренко. Старшее поколение судит о нём по его знаменитой книге «Педагогическая поэма». Молодые же вряд ли знают его имя. Поскольку вершин своей воспитательной работы Антон Семёнович достиг в коммуне имени Ф.Э. Дзержинского, которой он руководил с 1927 по 1937 год, то вполне оправданным будет представить современным читателям главные итоги жизни и деятельности коммунарского коллектива за эти десять лет. О них Макаренко написал в статье «Такова наша история». Дадим извлечение из неё с небольшими комментариями.

«В 1927 году на заседании коллегии ГПУ УССР было решено увековечить память тов. Ф.Э. Дзержинского открытием в Харьковском лесопарке детской коммуны его имени». Под детской коммуной понималась коммуна беспризорных детей, взятых прямо с улицы. Первые два года коммуна жила за счёт добровольных отчислений из зарплаты украинских чекистов. Педакадемия не признала очевидных поразительных успехов воспитательной системы А.С. Макаренко в колонии имени А.М. Горького. О её жизни прекрасно написано в «Педагогической поэме», получившей высокую оценку Горького и советских читателей. Макаренко был снят с заведования колонией. Но чекисты по достоинству оценили его новаторство и предложили ему роль заведующего коммуной имени Ф.Э. Дзержинского, куда он прибыл в октябре 1927 года вскоре после прощания с колонией имени Горького. Прощания как такового не было. Это Горький, посетивший колонию, прощался с колонистами, а для Макаренко то был последний день его работы в колонии, о чём он ни слова не сказал ни Алексею Максимовичу, ни колонистам.

В коммуну Антон Семёнович приехал с 60 колонистами-горьковцами. Вскоре прибыли «новобранцы» коммуны: 40 беспризорных, подобранных с улицы. К 1937 году коммунарский коллектив насчитывал 500 человек в возрасте от 10 до 20 лет (400 юношей и подростков и 100 девушек). То, что было создано трудом коммунаров, и сегодня поражает воображение.

Читаем: «В декабре 1929 года в коммуне организован пошивочный цех и расширены деревообделочные цехи… Введение зарплаты для коммунаров повысило ответственность за работу и производительность труда. С этого момента коммуна переходит на полную самоокупаемость (выделено мной. — Ю.Б.). В результате роста производительности труда в коммуне появляются денежные накопления, что дало возможность значительно расширить цехи деревообделочной мастерской. Коммуна стала выбрасывать на рынок тысячи стульев, чертёжных столов и др. Ежедневный выпуск продукции достиг суммы 3000 рублей».

По тем временам это были большие деньги. На что же в первую очередь они тратились? На повышение общей и профессиональной культуры, что требовало немалых расходов: «В сентябре 1930 года состоялось торжественное открытие рабфака. Это был чрезвычайно важный шаг вперёд, который открывал большие перспективы в поисках нового, более совершенного производства».

Заметим, что именно производственное воспитание, а не просто трудовое воспитание в учебных мастерских, вне большого и сложного производства, явилось стержнем педагогической системы Макаренко. Об этом речь пойдёт впереди. А здесь отметим: рабфак был открыт при Харьковском машиностроительном институте. Коммуна оплачивала труд преподавателей рабфака, среди которых были доценты и профессора.

В 1932 году рабфак коммуны преобразовывается в техникум с двумя отделениями: электромеханическим и оптико-механическим. Почти половина коммунаров, учащихся рабфака, ушла на учёбу в вузы и втузы! А в 1934 году при коммуне имени Ф.Э. Дзержинского открывается школа-десятилетка…

Но вернёмся к 1930 году. «В этом же году в коммуне были уничтожены должности воспитателей (выделено мной. — Ю.Б.), так как коммунары уже настолько выросли и настолько выросло их самоуправление, что они уже могли в дальнейшем сами вести коммуну».

А далее в статье А.С. Макаренко следует то, чего не было ни в мировой, ни в советской практической педагогике, нет и по сей день. Внимательно читаем: «В мае 1931 года состоялась закладка новых спален и завода электроинструментов… В январе 1932 года при участии всеукраинского старосты Григория Ивановича Петровского был пущен первый в Союзе завод электросверлилок коммуны имени Феликса Дзержинского (выделено мной. — Ю.Б.). И какой радостью была для коммунаров первая электросверлилка! С этого дня началась организованная борьба коллектива коммунаров за освоение годовой программы в 7 тысяч электросверлилок».

Это стало средней перспективой развития коммунарского коллектива. Как утверждал Макаренко, без ближней, средней и дальней перспективы своего движения вперёд коллектив рискует стать загнивающим коллективом, что неизбежно ведёт к групповщине, к его распаду.

Новые перспективы роста коллектива (политического, нравственного, культурного и профессионального) — объективная необходимость, по Макаренко. Она у него связана с решением новых производственных задач, требующих прежде всего повышения уровня общей, профессиональной, технологической культуры. Так случилось после налаживания работы завода электросверлилок. «Коммунары задумали производство фотоаппаратов типа «Лейка» (ФЭД). Было организовано специальное экспериментальное бюро по разработке плёночного аппарата. И только в октябре (1932 года. — Ю.Б.) были выпущены 3 таких аппарата. Экспертизой профессоров и специалистов фотоаппарат ФЭД признан хорошим аппаратом, не уступающим заграничному, с некоторым преимуществом в оптической части. В ноябре приступили к изготовлению технического проекта завода плёночного аппарата типа ФЭД производительностью в 30 тысяч штук в год, и уже в декабре выпущена первая в СССР серия плёночных аппаратов» (выделено мной. — Ю.Б.).

Заключение статьи А.С. Макаренко «Такова наша история»: «Имея годовой промфинплан на двух своих заводах, достигающий 20 миллионов рублей в год, коммунары производят чрезвычайно важную в общей экономике страны продукцию, одновременно готовя стране грамотные высококвалифицированные кадры». Это уже было осуществлением дальней перспективы развития коллектива коммунаров-дзержинцев.

Эксперимент мирового значения

Построить два завода и наладить сложное производство коллективной энергией и организованной волей бывших беспризорников, конечно же, под руководством и при участии профессиональных проектировщиков, конструкторов, инженеров и строительных рабочих, но при том, что вставали к станкам и овладевали сложным оборудованием прошедшие профподготовку коммунары, — это ли не чудо! А ещё в коммуне в образцовом состоянии содержались бытовые, учебные и культурно-досуговые помещения: спальни, кухня, столовая, больница, клубный зал («тихий» клуб), библиотека, учебные кабинеты, цветники и вся территория коммуны. И всё это без воспитателей-взрослых, а на основе коммунарского самоуправления, во главе которого стоял совет командиров, куда входили все командиры тринадцати (к 1937 году их стало больше) разновозрастных отрядов.

Совет командиров решал все вопросы бытовой, культурной и производственной жизни коммуны. Для иллюстрации сказанного приведём извлечение из приказа № 189 от 1 октября 1932 года:

«Согласно постановлению совета командиров, коммунар Демченко переводится из литейного цеха в токарную группу — по его просьбе». И далее: «Согласно постановлению совета командиров, коммунару Синякову выносится строгий выговор за то, что уклонился от участия в тушении пожара рабочего барака 18 сентября и во время пожара продолжал чинить свой радиоаппарат»; «Согласно постановлению комиссии по расценкам, утверждённым советом командиров, объявляются новые расценки по сборному цеху завода по сборке нижнего щита:

Гений советской педагогики

Приводим ещё одну выдержку из протокола заседания совета командиров от того же 1 октября 1932 года:

Слушали: О порядке культпохода в «Березиль» 6 октября.

Постановили: Так как на культпоход ассигновано по смете коммуны 750 рублей, а нужно 1400 рублей, ассигновать из фонда совета командиров 650 рублей.

Культпоход провести в таком порядке: до городского парка перебросить коммуну на грузовиках, от парка до театра маршем, обратный путь в таком же порядке.

Слушали: Заявление инструктора Базилевича о том, что воспитанник Яновский делает много брака на сверлильном станке.

Постановили: Принимая во внимание, что в заготовительном цехе не хватает кондукторов, считать Яновского не виноватым в браке. Поручить коммунару Землянскому нажать на администрацию.

Секретарь совета командиров И. Волченко».

В первые пять лет истории коммуны имени Ф.Э. Дзержинского её посетили 214 делегаций, из которых две трети были делегациями из Германии, Франции, Англии, Америки, Китая, Австралии и многих других стран. Показательно впечатление от посещения коммуны французской делегации. В её составе был выдающийся политический деятель, будущий премьер-министр Франции Эдуар Эррио. «Делегация прибыла в 12 часов дня, когда коммунары находились на работе, и была встречена дежурным. Сигнал для сбора оркестра. Через несколько минут оркестранты в рабочих комбинезонах заняли своё место. Замещающий капельмейстера коммунар поднял дирижёрскую палочку, и полились звуки из опер «Кармен», «Чио-Чио-Сан», «Риголетто». Гром аплодисментов. Эррио сказал: «Я потрясён… Я видел сегодня настоящее чудо… чудо, в которое я бы никогда не поверил, если бы не увидел его собственными глазами».

А.М. Горький, долгие годы внимательно следивший за подвижнической и новаторской деятельностью А.С. Макаренко и побудивший его к написанию «Педагогической поэмы», в одном из своих писем Антону Семёновичу дал оценку его творчеству: «Огромнейшего значения и поразительно удачный педагогический эксперимент Ваш имеет мировое значение, на мой взгляд».

Его кредо воспитания советского человека

Раскрыть в границах одного очерка хотя бы основы педагогического опыта А.С. Макаренко — задача непосильная. Наша задача — дать лишь самое общее представление о том, что составляло его педагогическое кредо. Антон Семёнович Макаренко был и остался единственным, по нашему убеждению, великим советским педагогом-практиком и педагогом-теоретиком. Цель и метод воспитания он рассматривал с точки зрения марксистской. «Достойной нашей эпохи и нашей революции, — утверждал он, — организационной задачей может быть только создание метода, который, будучи общим и единым, в то же время даёт возможность каждой отдельной личности развивать свои особенности, сохранять свою индивидуальность. Такая задача была бы абсолютно непосильной для педагогики, если бы не марксизм, который давно разрешил проблему личности и коллектива».

Рассматривая эту проблему в условиях социалистического общества, основанного на принципе коллективности, Макаренко писал: «В нём (в коллективе. — Ю.Б.) не должно быть уединённой личности, то выпяченной в виде прыща, то размельчённой в придорожную пыль, а есть член социалистического коллектива. В Советском Союзе не может быть личности вне коллектива и поэтому не может быть обособленной личной судьбы и личного пути и счастья, противопоставленных судьбе и счастью коллектива».

И далее: «Воспитывая отдельную личность, мы должны думать о воспитании всего коллектива. На практике эти две задачи будут решаться только совместно и только в одном общем приёме. В каждый момент нашего воздействия на личность это воздействие обязательно должно быть и воздействием на коллектив. И, наоборот, каждое наше прикосновение к коллективу обязательно будет и воспитанием каждой личности, входящей в коллектив». И как заключительный аккорд: «Коллектив, который должен быть первой целью нашего воспитания, должен обладать совершенно определёнными качествами, ясно вытекающими из его социалистического характера».

Первым и важнейшим таким качеством должна быть, по Макаренко, сознательная дисциплина. Она, по его убеждению, как форма политического и нравственного благополучия должна требоваться от коллектива. Нельзя рассчитывать, что сознательная дисциплина выводится из сознания, то есть выдавливается из него, как зубная паста из тюбика, при помощи рассуждений и словесных убеждений. Дисциплина, настаивал Макаренко исходя из анализа своего опыта, определяться сознанием не может, она не есть внешнее средство воздействия и не возникает благодаря внешним мерам и приёмам, в ряду которых, как правило, на первом месте стоит парное морализирование (душещипательный разговор воспитателя с воспитуемым — tet-a-tet) либо давление страхом наказания. Дисциплина, по убеждению Макаренко, является результатом всего воспитательного процесса, а не отдельных специальных мер.

«Дисциплина есть продукт всей суммы воспитательного влияния, включая и такие, как «организация характера», и процесс столкновения, конфликтов, и разрешения конфликтов в коллективе» и т.д. Макаренко боролся в коммуне не за дисциплину торможения и запрета, достигаемую сугубо запретительными мерами по логике «чего нельзя делать». Он боролся за дисциплину борьбы и преодоления препятствий, которые, по его словам, заключены в нас, в людях (личный и групповой эгоизм, слабохарактерность, уединённая честность: лично я честен, а в остальном хоть трава не расти; неспособность идти на конфликт между «моим» и «нашим» и т.п.).

Но в то же время Антон Семёнович утверждал, что дисциплина как явление политическое и нравственное «должна сопровождаться сознанием, то есть полным пониманием того, что такое дисциплина и для чего она нужна». Им были разработаны моральные «теоремы дисциплины», которые в форме дискуссий в комсомольской организации, на собраниях коммуны, в систематических беседах самого Макаренко с коммунарами пропагандировались, становились нравственными постулатами дисциплины в коммунарском коллективе.

Представим их в самом сжатом виде. Прежде всего дисциплина является формой для наилучшего достижения цели коллектива. «Во-вторых, логика нашей дисциплины ставит каждую отдельную личность, каждого отдельного человека в более защищённое, более свободное положение». Дисциплина — это свобода. Она не даёт возможности так называемым сильным личностям подминать слабых и ломать коллективную волю. «Третий пункт морального теоретического утверждения, который должен быть предложен коллективу и всегда быть ему известен и всегда направлять его на борьбу за дисциплинированность, это такой: интересы коллектива выше интересов личности». Это должно быть там, где личность выступает против коллектива.

Небольшая история для выяснения больших вопросов

В связи со сказанным выше представим историю конфликта, возникшего между конкретной личностью (Макаренко именовал её Ивановым) и коллективом коммуны имени Феликса Дзержинского. С ней можно познакомиться в лекции А.С. Макаренко «Дисциплина, режим, наказания и поощрения». В коммуне, как уже было сказано, не было воспитателей, вся воспитательная работа велась старшими коммунарами. Этому помогала структура коммуны: её коллектив делился на отряды (первичные коллективы), во главе которых стояли командиры. В течение дня за всю работу коммунарского коллектива отвечал дежурный командир: за уборку всех помещений, соблюдение режима дня, приём пищи и производство. Словом, за всё, что происходило в коммуне. Дежурный командир имел самую большую власть после заведующего коммуной. Его приказы обязаны были выполняться каждым коммунаром беспрекословно. Ему нельзя было возражать и говорить с ним сидя.

Обычно роль дежурного командира по коммуне исполнял уважаемый в коллективе старший товарищ. Так было и в тот день, когда Иванов, в конце дня отдавая рапорт Антону Семёновичу, сообщил, что режим дня и план работы на производстве выполнены полностью, но в коммуне у младшего товарища Мезяка пропал радиоприёмник… Для коммуны это было чрезвычайным происшествием. Случаи воровства остались в ней в далёком прошлом, замков не было, а пропавший радиоприёмник, на который его владелец собирал заработанные деньги в течение полугода, был у всех на виду, стоял на тумбочке.

Иванов проявил большую активность: предлагал создать комиссию для поиска радиоприёмника и того, кто его украл, призывал строго наказать виновника. Опустим детали этой истории — кто и как выявил вора. Им оказался… Иванов. Комсомол исключил его и передал дело на общее собрание коммунаров. Собрание постановило: выгнать из коммуны, причём выгнать буквально — открыть дверь и спустить Иванова с лестницы. А он, по словам Макаренко, бился в истерике, каялся и был готов к любому наказанию, только бы остаться в коммуне. Врачи приводили его в чувство.

Против изгнания Иванова возражал сам Антон Семёнович, но коммунары впервые за всю жизнь коммуны лишили его слова… Тогда Макаренко всё-таки сказал им, что они не имеют права выгнать, пока не получат согласие на это шефа коммуны — НКВД. На другой день несколько известных чекистов приехали убеждать коммунаров, что Иванова надо наказать, но нельзя его выгонять. Представим их доводы, как они изложены Макаренко:

« — Что вы хотите показать вашим постановлением? Иванов — ваш передовик, ваш активист, вы его вооружили доверием, вы ему доверили коммуну, вы подчинялись его распоряжениям беспрекословно. А теперь, когда он один раз украл, вы его выгоняете. И затем, куда он пойдёт? Он пойдёт на улицу, а это значит — бандит! Неужели вы так слабы, что не можете перевоспитать Иванова?.. Вы такой сильный коллектив, вы перековали столько человек, неужели вы боитесь, что он плохо на вас повлияет? Ведь вас 456 человек! А он один».

Убийственные аргументы. Спор шёл целый вечер. Коммунары аплодировали хорошим речам чекистов. Но когда дело доходило до голосования и председатель собрания ставил вопрос: «Кто за то, чтобы выгнать Иванова?» — все как один поднимали руки. Опять слово брали чекисты. До 12 часов ночи чекисты пытались переубедить коммунаров. Но те стояли на своём: открыть дверь и спустить с лестницы Иванова — выгнать. Так и постановили единогласно в последнем голосовании.

Их аргументы были таковы:

« — Если Иванов пропадёт, — правильно. Пусть пропадает. Если бы он украл что-нибудь — одно дело. Но он был дежурным командиром, мы ему доверили коммуну, он председательствовал на общем собрании и упрашивал нас — говорите то, что знаете. Тут не воровство. Это он один нахально, цинично, нагло пошёл против всех, соблазнившись 70 рублями (столько стоил радиоприёмник. — Ю.Б.), пошёл против нас… Если он пропадёт, нам не жалко его!.. И во-вторых, мы с ним, конечно, справимся. Мы не боимся, но нас не это интересует. Мы потому и справимся с ним, что мы можем его выгнать. И если мы его не выгоним и другого не выгоним, тогда наш коллектив потеряет свою силу и ни с кем не справится. Мы его выгоним, а таких, как он, у нас 70 человек, и мы с ними справимся именно потому, что мы его выгоним».

Так и выгнали. Правда, ночью Макаренко тайно с помощью чекистов отправил Иванова в другую колонию. Через год, узнав об этом, коммунары сказали Антону Семёновичу: «Вы нарушили наше постановление».

«Этот случай, — признался Макаренко, — явился для меня толчком, после которого я долго думал, до каких пор интересы коллектива должны стоять впереди интересов отдельной личности. И сейчас я склонен думать, что предпочтение интересов коллектива должно быть доведено до конца, даже до беспощадного конца — и только в этом случае будет настоящее воспитание коллектива и отдельной личности». В предпочтении интересов коллектива Антон Семёнович видел нравственную красоту дисциплины.

А.С. Макаренко, анализируя свой педагогический опыт (а он оценивал его как совместный с коммунарами и определял преподавателей учебных дисциплин, мастеров и инженеров-конструкторов на производстве и заводскую администрацию, а также совет командиров коммуны и весь коммунарский коллектив как единый педагогический коллектив), пришёл к твёрдому убеждению, что основанием советской дисциплины является требование без теории, требование как нравственная норма. Коммунары выразили это своими словами: «Человека надо не лепить, а ковать». Макаренко же вывел диалектическую формулу сознательной дисциплины и всего воспитания коллектива и личности: как можно больше требования к человеку и как можно больше уважения к нему.

В центре идеологической борьбы

Педагогическая история А.С. Макаренко складывалась в непрерывной его борьбе с «теоретиками» педагогической науки и с руководящими бюрократами из Наркомпроса. И те и другие, опираясь, конечно же, на «новейшие достижения» в теории и практике воспитания, что были тогда в европейской и американской школе (так считалось, и этому, увы, безоговорочно верили на педагогическом Олимпе), травили талантливейшего советского педагога. Его методы воспитания были признаны несоветскими. Если бы не заступничество М. Горького и не поддержка чекистов, педагогическая судьба Антона Семёновича оказалась бы трагичной.

В 1920-е годы и до середины 1930-х в советской школе, наряду с коллективистским воспитанием, «с лёгкой руки» А.В. Луначарского (что было, то было) получила простор и теория «свободного воспитания», согласно которой формула сознательной дисциплины расширялась до признания того, что дисциплина эта должна вытекать из индивидуального сознания. Требование к личности со стороны коллектива, тем более в форме наказания, считалось допустимым, но нежелательным злом.

В означенное время в педагогической теории и на практике господствовала педология, претендующая на роль науки о целостном изучении ребёнка: его анатомо-физиологического, биологического развития, наследственности, что, безусловно, необходимо. Но педологи свели это изучение к «обследованию» учащихся методом тестирования и только для выявления так называемой умственной одарённости подопытного. Причём пользовались тестами, разработанными на Западе. По результатам тестирования выносился приговор: какой деятельностью может или не может заниматься «обследуемый». Для каждой личности «прописывались» особые методы и индивидуальное воспитание.

Как метко выразился Макаренко, педологи занимались разрозненной вознёй с личностью (воспитал — поставил в сторонку), начисто игнорируя воспитательный коллектив. Рецепты индивидуального воспитания сводились к воспитанию индивидуалистов. А почти половина «обследуемых» учащихся советских школ были признаны умственно отсталыми. Не напоминает ли, уважаемые читатели, всё это современную педагогическую науку и практику?

Мало того, педагоги-педологи делили детей на воспитуемых и трудновоспитуемых и даже особо выделяли с природными задатками к преступным действиям. Не скрывая своего гнева в отношении педологических извращений, Антон Семёнович утверждал: «Из моих 16 лет работы во главе учреждения правонарушительского я последние 10, а может, и 12 лет считаю работой нормальной. Всё дело в том, что, по моему глубокому убеждению, мальчики и девочки становятся правонарушителями или «ненормальными» благодаря «правонарушительской» или «нормальной» педагогике… Никаких прирождённых преступников, никаких прирождённых трудных характеров нет; у меня лично, в моём опыте, это положение достигло выражения стопроцентной убедительности».

Антон Семёнович Макаренко был страстным борцом за советскую педагогику и вёл беспощадную полемику с имитаторами педагогической теории. В мае 1936 года профессора, преподаватели и научные сотрудники Высшего коммунистического института просвещения (ВКИПа) пригласили его на обсуждение «Педагогической поэмы». Критики Макаренко вели себя воинственно.

Вот что он отвечал им: «А теперь поговорим о педагогической теории, потому что я рассматриваю вас как представителей, посвятивших ей всю свою жизнь. Мы стоим с вами на одной позиции советской педагогики, но расположены по-разному. У нас нет оружия, нападать буду я, вы защищайтесь. Извинить меня может только то, что я один, а вас много. Вы говорите, что теория есть, а я прошу — дайте её мне! Нет ни одной деловой книги, по которой педагогу можно было бы воспитывать детей… Вы говорите: учение марксизма-ленинизма верно. Но не прячьте педагогику за великими именами гениев марксизма. Ведь они не являются специалистами — профессорами педагогики. Их высказывания в области воспитания — это высокие идеи человечества, а не практическая педагогическая наука. Нельзя глубочайшую философию их учения выдавать за педагогическую технику. Не закрывайтесь ими и не снижайте их учения. Они создали методологию и дали задание, а вы пока ничего не сделали, чтобы его выполнить, ничем не ответили на задание. Почему несколько лет царила теория Шульгина? Пока ЦК партии не сказал об этой антиленинской «теории».

Заметим: «теория» В.Н. Шульгина — теория «отмирания школы».

Макаренко нападал на «теоретиков» от педнауки в мае 1936 года. А 4 июля 1936 года Совнарком и ЦК ВКП(б) приняли постановление «О педологических извращениях в системе Наркомпросов». Казалось бы, в борьбе с педологами и носителями «теории» свободного воспитания Макаренко и его сторонники победили. Точка была поставлена, и думалось, что навсегда.

…В 1956 году Н. Хрущёв выступил на ХХ съезде КПСС с докладом о «культе личности» Сталина. С этого года начинается отсчёт массированного наступления империалистического Запада на идеологическом фронте «холодной войны», важнейшим участком которого была советская система воспитания. С 1958 года в ФРГ наблюдается всплеск интереса к творческому наследию А.С. Макаренко в силу двух причин: во-первых, западная индивидуалистическая педагогика оказалась в жесточайшем кризисе, из которого она до сих пор выйти не может. Во-вторых, стратеги «холодной войны» видели в макаренковской системе воспитания в коллективе и через коллектив противоядие буржуазному образу жизни, распространяемому в СССР, как говорится, тихой сапой: посредством внушения в среде советского мещанства (через радиостанции «Свобода», «Голос Америки» и т.п.), поощрением внутреннего диссидентства среди интеллигенции, в особенности среди молодёжи, и т.д. и т.п.

Передовые педагоги Запада видели в Макаренко «самого выдающегося педагога нашей эпохи» и стремились проникнуть в суть его педагогического творчества. Иные устремления были у представителей западной элитарной буржуазной педагогики. Перед ними ставилась задача создать «новый образ» Макаренко, который якобы стал великим вопреки коммунистическим убеждениям, а его коллективистская концепция якобы отвечает образу коллектива западного типа, то есть групповому эгоизму в рыночных условиях.

В действие был приведён и другой вариант развенчания опыта Макаренко как опыта «тоталитарного воспитания». Этот вариант внедрялся в сознание педагогической общественности в годы пресловутой перестройки. Ходовой темой её глашатаев в области воспитания являлась тема «Макаренко и сталинизм». Главное, по замыслу фальсификаторов истории педагогического новаторства А.С. Макаренко, состояло в том, чтобы «оторвать педагогические устремления Макаренко от большевистских корней». Эта миссия была возложена на центр исследования макаренковского наследия в г. Марбург (ФРГ), где в 60—70-е годы минувшего века было выпущено 11 томов «учёных записок» о творчестве советского педагогического гения и создана многотомная его «новая» политическая и педагогическая биография.

Макаренко и Сухомлинский

Рассмотрим, как складывалась судьба педагогического наследия А.С. Макаренко в 60—70-е годы ХХ века в СССР и дальше — в РФ.

…С отказом на ХХII съезде КПСС (1961 г.) от главного в марксизме — от диктатуры пролетариата в советском обществе чем дальше, тем больше происходит понижение роли рабочих, производственных коллективов в политической и общественной жизни страны. Соответственно, как говорится, медленно, но неуклонно, а с середины 1970-х годов интенсивно на передний план выходит проблема индивидуального воспитания. Причём преимущественно словесного, происходит возврат к парному морализированию (tet-a-tet): учитель — учащийся. В Уставе средней общеобразовательной школы (1971 г.) урок провозглашается основной формой учебно-воспитательной работы. В педагогической теории и практике утверждается господство воспитывающего обучения. Воспитание как самостоятельная величина, как предмет педагогической науки растворяется в рекомендациях декларативного и канцелярского характера («обратить внимание», «усилить», «необходимо», «надо» и т.п.). Разговоры и «учёные» публикации о воспитании в коллективе приобретают характер обязательного ритуала, так сказать, для соблюдения правил приличия.

В педагогических журналах и брошюрах означенного периода редко ссылаются на А.С. Макаренко, всё чаще на В.А. Сухомлинского, много говорящего об индивидуальной педагогике и в особенности о влиянии гуманитарных дисциплин на воспитание личности. Журнал «Юность» в 1972 году опубликовал статью В.А. Сухомлинского, в которой говорилось: «…Мы воспитываем (в Павлышской школе. — Ю.Б.) без наказания всех учащихся с сентября 1967 г.». Эксперимент должен был длиться 10 лет и найти своё отражение в книге «Воспитание без наказания». Это воспитание «только добром, лаской» в «гармонии духовной жизни школы».

Всё это из области абстрактного гуманизма Руссо, которого, как выразился Макаренко, он бы на порог не пустил, если бы ему предложили его кандидатуру в советскую школу. И это был вызов самому Макаренко, ибо Сухомлинский, этот, безусловно, талантливый педагог-практик, но претендующий на роль теоретика, к чему явно был не готов, не мог не знать диалектического подхода Антона Семёновича к проблеме наказания.

Макаренко утверждал: «Наказание должно быть объявлено такой же естественной, простой и логически вместимой мерой, как и всякая другая мера. Нужно решительно забыть о христианском отношении к наказанию, наказание — допустимое зло… Там, где наказание должно принести пользу, там, где другие меры нельзя применить, там педагог никаких разговоров о зле иметь не должен, а должен чувствовать своим долгом применить наказание». Наказание, по Макаренко, «должно разрешить и уничтожить отдельный конфликт и не создавать новых конфликтов». Для этого надо соблюдать ряд условий: «во-первых, ни в коем случае оно (наказание. — Ю.Б.) не должно иметь в виду причинение страдания»; «к наказанию нужно прибегать только в том случае, когда вопрос логически ясен, и только в том случае, когда общественное мнение стоит на стороне наказания»; оно «должно быть чрезвычайно индивидуальным».

«Такое убеждение, такая вера, — писал А.С. Макаренко, — что наказание есть допустимое зло, превращает педагога в объект упражнения в ханжестве. Никакого ханжества не должно быть. Никакой педагог не должен кокетничать, что вот я — святой человек, обхожусь без наказания».

Увы, позиция Сухомлинского по вопросу о наказании если и не была педагогическим кокетством, то весьма далека оказалась от диалектики воспитания в коллективе, в коем конфликт между «моим» и «нашим» невозможно решать без коллективного требования, а одной из форм его является наказание. «Педагогика — наука диалектическая», — любил повторять А.С. Макаренко. Но Сухомлинский был поднят на щит журналом «Коммунист» и Академией педнаук.

Случилось это в ту пору, когда в советскую педагогическую теорию, а также и в педагогическую практику, хотя и в меньшей степени, стали проникать западные (в основном американские) новомодные буржуазные концепции, близкие к педологическим изысканиям 1920-х годов. Так, в ходу оказалась разработанная в Гарвардском университете теория и практика «малых групп» и социометрии с её главным вниманием к межличностным отношениям в малых неформальных объединениях. Советский коллектив заведомо считался объединением сугубо формальным, бюрократическим. Коллектив как единое целое, как субъект воспитания стал исчезать из поля зрения профессоров и академиков от педнауки.

Примером может служить факт, до 70-х годов минувшего века невозможный в советской педагогике: в марте 1978 года на конференции, организованной педагогическим обществом РСФСР к 90-летию А.С. Макаренко, слова «коллектив» не оказалось в формулировках тем всех 40 докладов (?!). Отход педагогической науки и соответственно школы от проблемы коллектива явился закономерным следствием отхода правящей партии от ведущей роли рабочего класса.

М. Горький: «Удивительный Вы человечище…»

Поскольку педагогика объективно связана с господствующими в обществе политикой и идеологией, то проникновение в политику и идеологию КПСС (а оно состоялось) буржуазных теорий (теории конвергенции и общечеловеческих ценностей в противовес ценностям трудящихся классов, то есть социалистическим), ведущих к доминанте индивидуализма, не могло не породить в советском воспитании опасной антисоветской тенденции — отхода от формирования личности коллективиста-борца. Эту тенденцию с достаточной ясностью отметил известный советский философ Ричард Косолапов в журнале «Журналист» (1979 г.). Он писал: «На страницах некоторых изданий как-то смазывается различие между активной жизненной позицией коллективиста и активной жизненной позицией индивидуалиста».

Педагогическое наследие А.С. Макаренко накануне буржуазной перестройки оказалось в загоне, было сдано в почётный архив советской педагогики. Макаренковский образ коллективиста-борца размылся и исчез в нескончаемых прекраснодушных «учёнейших» рассуждениях о воспитании гармонически развитой личности, на которую смотрели учёные мужи сквозь призму приснопамятного абстрактного гуманизма. Нет, далеко не во всех трудовых коллективах и не во всех школах названная тенденция являлась преобладающей, но ползучий индивидуализм практически вил свои гнёзда повсеместно и нагло заявлял о себе в формах советского мещанства. Одной из таких форм была в 1980-е годы так называемая педагогика сотрудничества, якобы углубляющая главную идею педагогического наследия Макаренко: о воспитании личности в коллективе и через коллектив. На самом же деле она, эта педагогика сотрудничества, являлась калькой с педагогики «социального партнёрства» Дьюи (США).

Чтобы принизить величие советского педагогического гения, в «научных» трудах новоявленные теоретики всячески пытались представить его опыт воспитания как опыт «перевоспитания» правонарушителей. А в 1990-е годы эту фальшивую линию прочертили до конца — до мерзости лжи: Макаренко — педагог ГУЛАГа.

Ликвидировать педагогику Макаренко никому и никогда не удастся, как бы того ни желали ненавистники коммунистического воспитания. Наследие великого советского педагога — неотъемлемая часть мировой культуры, что давно признано ЮНЕСКО. Макаренковедение давно стало самостоятельным направлением мировой педагогической науки, и в первую очередь в странах «золотого миллиарда» (Германии, Франции, Японии). Понятно почему: педагогика индивидуалистического воспитания находится в глубочайшем хроническом кризисе. Мыслящие и честные педагоги мира тянутся к советскому Макаренко, пытаются в его творческом наследии найти ответы на мучающие их вопросы.

Даже в олигархической России в «средневековые» 90-е годы ХХ века сквозь зубы вынуждены были признать величие советского педагогического гения. В декабре 1994 года по первой программе российского телевидения (студия «Публицист») А.С. Макаренко показан в сериале «Кто есть кто. ХХ век» среди таких выдающихся деятелей, как Сунь Ятсен, мать Тереза, В.И. Вернадский и др. Подробно, с максимумом научной объективности и этической щепетильности представил судьбы творческого наследия А.С. Макаренко Анатолий Аркадьевич Фролов в своём уникальном исследовании «А.С. Макаренко в СССР, России и мире. 1939—2005 гг.».

Макаренковский опыт коммунистического воспитания будущего мог появиться только в социалистическом настоящем. Что же до настоящего капиталистической России, то оно никак не предрасполагает к воспитанию коллективиста, не говоря уже о коллективисте-борце. Несмотря на подвижничество честных и мыслящих педагогов и родителей, современная школа в России, равно как и школа на «преуспевающем» Западе, пребывает в глубоком педагогическом кризисе. О какой сколь-нибудь здравомыслящей педагогической деятельности может идти речь, когда школе предписано выпускать потребителей услуг и само обучение объявлено услугой?..

Иными словами, знания и культура объявлены товаром. Рынок и воспитание человечности в человеке — совместимы ли они?.. Директор российской школы — отнюдь не педагогический центр в школьном коллективе, а менеджер по надзору за обеспечением услуг учителями. Он, как и все преподаватели, служит по контракту, то есть находится под давлением страха быть уволенным, если что не так покажется надзирающим за ним из департамента образования.

Служба охраны и видеокамеры — таковы атрибуты педагогики запрета (чего нельзя делать) современной российской школы. Воспитанники априори считаются правонарушителями. С другой стороны — не дай бог учащемуся или родителям пожаловаться на школу в тот же «всевидящий и всезнающий» департамент образования…

Но педагогическое творчество всё же неистребимо. Островки новаторства учителей и директоров-подвижников, конечно же, есть и в современной буржуазной системе воспитания. Пробивает себе дорогу к душам учителей макаренковский человечный подход к каждому воспитаннику. Как говорил Антон Семёнович, надо подходить к каждому с оптимистической гипотезой.

В данном педагогическом очерке автором дано самое общее представление о системе коммунистического воспитания, получившей название «педагогика Макаренко». Взыскательный советский макаренковед непременно попеняет автору за это: а почему ни слова не сказано о таких важнейших элементах макаренковской системы, как педагогика параллельного действия, как формирование в коллективе отношений ответственной зависимости; и даже в общем виде не освещён вопрос о совершенно феноменальной культурно-просветительной работе в коммуне имени Феликса Дзержинского. Вы только представьте себе то многообразие кружков, действовавших в коммуне на профессиональной основе: кружок драматический и писательский, кружок организаторов и экономики производства и т.д.!..

Да, много о чём не сказано в настоящем очерке, и не в последнем счёте о том, что полностью воспроизвести систему коммунистического воспитания в коммуне имени Ф.Э. Дзержинского не удалось никому в СССР. Почему? Ответ прост: макаренковская система воспитания — это система воспитания в производственном коллективе, в процессе производительного созидающего труда. Это система воспитания в коммунистическом будущем. Антон Семёнович Макаренко шёл намного впереди своего времени. Но непреходящая ценность его педагогического творчества состоит в том, что он определил главный метод воспитания для коммунистического будущего в социалистическом настоящем — воспитание в коллективе и через коллектив.

И в современной России опыт Макаренко чрезвычайно актуален: российское общество задыхается от агрессии индивидуализма — от культа денег и права сильного хищника-собственника творить произвол в отношении слабых. Страна испытывает потребность в коллективистах-борцах. Она нуждается в Макаренко. Максим Горький писал ему: «Удивительный Вы человечище и как раз из таких, в каких Русь нуждается». Лучше не скажешь.

Юрий Белов

Газета «Правда» №24 (30667) от 13-14 марта 2018 года, №25 (30668) от 15 марта 2018 года

*Администрация сайта не несёт ответственности за содержание размещаемых материалов. Все претензии направлять авторам.